Гледичек присмирел:
— Тогда прикажите, чтобы партизаны пропустили наш отряд.
— Не могу! — отрубил Олешинский. — Мы не хотим, чтобы в нашем тылу слонялись военные группы, которые еще вчера стреляли нам в спину.
— Так с союзниками не обращаются! — вскипел Гледичек.
Олешинский подошел к нему:
— Союзники должны воевать против общего врага, а вы выжидаете удобного момента.
Гледичек заморгал глазами, а его советники, которые, видимо, хорошо понимали чешский язык, растерянно переглядывались и бросали просительные взгляды на командира партизанского соединения. Они поняли, что подделка под англичан не удалась.
— Нет, ни одного не пропустим, — стоял на своем капитан, — я прикажу задержать вас как пленных.
— Это безобразие! Вы не имеете права! — возмущался Мирослав.
— Чешский народ разберется в ваших делах и без нас, — сурово закончил капитан.
— Вояки! — сплюнул Крижек, когда пеструю компанию вывели.
— Ты видел такое? — басил Падучек. — Господа гледички взяли на себя высокую миссию освобождения чехов.
— А тактика курам на смех! — подхватил Олег. — Мы, дескать, будем ожидать, а вы, дураки, еще и оружие дайте.
— Капитан, зачем с ними нянчиться? — произнес Гонза. — Нам сейчас не до пленных.
Олешинский развел руками: решайте сами, друзья, это ужо сугубо чешские дела.
Он снова склонился над картой.
А задуматься действительно было над чем. Кроме войск, расположенных в окрестных селах и местечках, и школы СС в Инце, солдаты которой могли прийти гитлеровцам на помощь в любое время, в Пршибраме стоял довольно многочисленный гарнизон. Поэтому партизанская тактика внезапного нападения исключалась. Диверсии, бои в селах и на дорогах округа держали фашистов наготове. Они усилили охрану складов, станций, выставили дополнительные огневые точки, вели постоянную разведку вокруг города. Враг, или чувствуя, или же разгадав намерение партизан, подтягивал к городу свежие резервы.
Штаб решил действовать на психику фашистов: ведь у гитлеровцев были уже совсем не те нервы, что в первый год войны. Правда, в столкновениях они, как и раньше, лезли под огонь автоматов, а на допросах часто изображали из себя непобедимых.
Итак, вечером 2 мая, когда партизанские отряды подтянулись к городу, начальнику гарнизона в Пршибраме полковнику Кругеру был вручен от имени командования партизанского соединения «Смерть фашизму!» ультиматум, в котором в категорической форме требовалось немедленно и безоговорочно капитулировать, поскольку положение гитлеровской армии безнадежно и оказывать сопротивление бессмысленно.
Кругер молча прочитал ультиматум, зло улыбнулся и нажал кнопку. Вошли двое солдат.
— Возьмите вот этих! — приказал полковник. — Под строгую охрану!
— Вы не имеете права! — запротестовали партизаны. — Мы парламентеры…
— Что?! — выругался Кругер. — Я вам покажу «парламентеров»! Заберите их!
Прошло установленное время, а гарнизон молчал. Парламентеры не возвращались. Капитан приказал обстрелять казармы из минометов.
Это, очевидно, подействовало, потому что вскоре посланцев освободили, и они возвратились с ответом. Начальник гарнизона отказался капитулировать, ссылаясь на то, что нужно время, чтобы согласовать этот вопрос с командованием. Видно, он оттягивал ответ, надеясь на помощь. Штаб направил второй ультиматум, в котором предупреждал, что в случае экзекуций над населением гарнизон будет уничтожен. Кругер отказался капитулировать.
В середине ночи начался решительный штурм. Группа партизан во главе с Барановым ворвалась на территорию казарм и забросала их гранатами. Смельчакам удалось отбить два миномета и огнем отрезать фашистов от артиллерии и складов с боеприпасами. На поддержку группе Баранова подоспело еще два отряда. Высоченный Сашко Гоцеридзе установил пулемет на крыше казармы и поливал огнем кругеровские засады. Капитан видел, как из-за длинных, вероятно складских, помещений выползли два танка. Бой становился слишком неравным, и Олешинский, оставив автоматчиков на Сергея Мордвинова, крикнул:
— Подрывники, за мной!
Во рвах, недалеко от казарм, залегли. Танки начали стрелять, и снаряды засвистели над казармами, но, видно, никак не могли попасть в крышу, где сидел Сашко с пулеметом. Вот уже совсем близко слышен металлический скрежет гусениц. Олешинский сжался, выбирая удобный момент, а в это время навстречу другому танку уже полз Владимир Груша. Взрыв всколыхнул землю, и танк вспыхнул. Капитан поднял голову: горел танк, шедший на Владимира. Олешинский быстро достал гранаты и, послав их во второй танк, припал к траншее. Когда пламя охватило металлическую громаду, капитан оставил подрывников и присоединился к группе автоматчиков, которые тоже прорвались во двор казармы. В это время крыша, с которой палил пулемет Гоцеридзе, продырявленная танковыми снарядами, упала. Так смертью героя погиб храбрый Шота, или, как его звали, Сашко Гоцеридзе.
Немцам с большими потерями удалось прорвать партизанское кольцо и отбить атаку.
Партизаны понесли тяжелые потери. Отряды быстро отошли от города, и гитлеровцы не преследовали их. Кругер решил дать своему гарнизону отдых.
Окутанный ночной темнотой Пршибрам притих, и только звезды на ночном небе беспокойно мерцали, будто неслышно всхлипывали над теми, чье сердце перестало биться в эту ночь.
Но вот на горизонте заалел рассвет, темень начала таять, большой диск солнца с отблеском красной меди властно выкатывался из своего ночного укрытия и поднимался над лесом. Солнце то исчезало за высоткой, посылая на землю скупые утренние лучи, то, опираясь на самые верхушки далеких деревьев, осторожно карабкалось вверх.
Олешинский из своего укрытия следил за дорогой и подступами к городу. Вот к капитану подползли разведчики. Он начал быстро советоваться с товарищами. Решили, что надо идти в атаку немедленно. Отряды наготове.
В небо взлетела ракета — сигнал новой атаки. Могучее «ура» разорвало утреннюю тишину.
Штурмовые группы Манченко, Крижека, Баранова, Падучека, Зденека и Мордвинова прорвались к центру города. За ними спешили другие отряды.
Гитлеровцы не ожидали такого стремительного и неотразимого удара и во второй половине дня капитулировали. Когда партизаны забежали в комендатуру, они застали там нескольких гитлеровских офицеров, которые испуганно толпились в кабинете полковника. На полу лежал окровавленный Кругер. Он застрелился.
Над пршибрамской городской ратушей заалели, затрепыхали на потру два флага — национальный чешский и советский.
В этот день партизаны хоронили тех, кто отдал свою жизнь в боях с гитлеровскими захватчиками. На городскую площадь медленно въехали машины. Они остановились возле ратуши. После короткого митинга партизаны в печальном молчании понесли к братским могилам тела боевых друзей. Среди них Владимира Грушу и Шота Гоцеридзе. Майский ветерок печально ворошит черный шелк волос Сашко. Владимира Грушу узнать трудно. В поединке с «тигром» он израсходовал все гранаты и, уже когда полз к укрытию, погиб от разрывной пули.
На волнующую радость победы печалью упали слезы матерей, вдов и друзей.
КОНЕЦ ВОЛЧЬЕЙ СТАИ
Неспокойными стали весенние ночи и в Добржише. В темных окнах опустевшего княжеского дворца все чаще отражались зарева пожарищ. В истопленной комнате сидят, накинув на плечи шинели, трое вооруженных власовцев. Они не ложатся спать и не зажигают света. Курят дешевые немецкие сигареты и прислушиваются, не идет ли часовой. Власовские генералы — начальник штаба Трухин, заместитель начальника штаба Боярский и Шаповалов — ожидают возвращения связного из Праги.
Настало время отправляться к батьке Власову. Но, раньше чем покинуть кругеровскую обитель, нужно узнать точно, примут ли американцы власовское войско и где именно, в каком точно месте произойдет акт капитуляции. Дорога каждая минута. Утром, того и гляди, опять прибудут пршибрамские эсэсовские оберы с приказом гауляйтера дать столько-то техники и солдат для очередной операции против партизан.
— Против партизан в Чехии… Ха-ха-ха! — смеялся Шаповалов.
— И какие из чехов вояки? Тьфу! — нервно плевал начальник штаба Трухин.
— Пуганая ворона куста боится, — философски шлепал толстыми губами заместитель начальника штаба Боярский, имея в виду Кругера. И все же власовцы без возражений выполняли все, что требовал комендант округа.
В руке Шаповалова замигал карманный фонарик. Слабые лучи выхватили из тьмы сухощавое лицо, похожее на череп с дырками вместо глаз. Это отсвечивало пенсне Шаповалова.
Малая стрелка наручных часов показывала пятый час.
— Сука, — прошипел Шаповалов и погасил фонарик.
Трухин нетерпеливо поднялся и стал ходить по комнате. Еще несколько минут ожидания, и он посыплет на голову Шаповалова такую ругань, которой еще не слыхивали стены этого дворца. Он, Трухин, хотел послать в Прагу Арцибашева. Этот кошкой прополз бы через округ и возвратился своевременно. Кто смел убеждать его, Трухина, что Коптикова — жена Шаповалова — имеет нюх дипломата, кто смел доказывать, что с липовыми документами Красного Креста она достанет сведения и ее нигде не задержат? И, наконец, где гарантия, что эта бывалая женщина не бросится в объятия какого-нибудь спасителя из американской разведки?
